В этот момент на детской площадке слышится пронзительный крик. Мы одновременно поворачиваем головы в сторону батутной зоны и понимаем, что это Сашка!

Не чувствуя под собой ног, несусь в сторону, где лежит и плачет мой ребёнок. Пелена застилает глаза, когда я вижу на её лбу кровь. Много крови.

- Господи, малышка… Маленькая моя, что случилось?

Не успевает Саша ничего ответить, как Амир подхватывает её на руки и начинает нести в сторону автомобиля. Я семеню следом за ним, чуть не рыдая от случившегося. Из-за какой-то нелепой ссоры я недоглядела за собственным ребёнком! Похоже, пытаясь спрыгнуть с батута, малышка не рассчитала сил и, потеряв равновесие, стукнулась лбом об угол стоящей рядом скамейки.

Амир нервно щёлкает брелоком сигнализации, открывает дверцу и осторожно, словно хрустальную вазу, опускает дочь на заднее сиденье.

- Садись наперёд, - бросает мне коротко.

Быстро киваю и в считанные секунды оказываюсь на месте. Поворачиваюсь в сторону Сашки, глажу её по вздрагивающему от плача тельцу и шепчу утешающие слова. На её лицо сейчас страшно смотреть. Рана на лбу глубокая, кровоточащая… А у меня, как назло, нет с собой ни антисептика, ни салфеток.

- В бардачке посмотри, - произносит Амир, опускаясь на водительское кресло, будто читая мои мысли.

Он резко трогает с места, а я начинаю суматошно рыться в чужих вещах. Где-то в глубине бардачка находятся салфетки. Достаю их и осторожно касаюсь израненного лба дочери.

- Больно… Мамуля, мне больно…

- Сейчас-сейчас, крошка. Потерпи. Скоро тебе помогут.

Я совершенно не знаю, куда везет нас Амир, просто без сомнений на него полагаюсь.

- Смочи салфетку водой, - командует, поворачивая влево на первом же светофоре.

Мы начинаем ехать по ухабистым неровным дорогам, наверное, для того чтобы сократить путь к травмпункту. Я делаю так, как он говорит. Смачиваю салфетку водой, вытирая кровь с лица дочери. Она везде… на кожаной обшивке сиденья, на её волосах, щеках и даже во рту. Её плач утихает, но я знаю и чувствую, что ей всё ещё больно.

Автомобиль останавливается прямо у центрального входа. Пока я спрыгиваю на землю, Амир уже подхватывает дочь на руки и куда-то несет. Я ничего не вижу, только слепо следую за ними, мысленно укоряя себя за случившееся. Это всё я. Я. Я виновата.

- Имя, фамилия, год рождения, адрес прописки, адрес фактического места проживания… - вяло спрашивает медсестра, перекатывая во рту жвачку.

- Белова Александра…

Она медленно выводит буквы в журнале и задает следующий вопрос.

Я слышу, как напряженно дышит за моей спиной Амир. Прекрасно понимаю его чувства, но чёртова бюрократия не даёт ускорить этот процесс.

- Позовите врача! – неожиданно громко произносит Амир.

- Мужчина, я сделаю запись, после чего обязательно позову врача.

- Ты позовёшь его немедленно, иначе я гарантирую проблемы всем, кто здесь работает.

Она отрывает взгляд от пожелтевших страниц журнала и переводит его на Сабитова. Медсестра осознает, что, судя по расширенным ноздрям, режущим как лезвие глазам и плотно сжатым челюстям, этот двухметровый мужчина, который держит на руках раненную девочку, явно не шутит.

- Сейчас, - она поднимается с места и удаляется куда-то вглубь коридора.

Спустя три минуты нас уже осматривает хирург. Молодой, но достаточно компетентный мужчина, который делает снимок и сообщает, что кости целы, но рваную рану на лбу надо бы зашить. Я соглашаюсь, хотя сильно волнуюсь, как моя малышка перенесет новую порцию боли.

- Родителям в операционную нельзя, - сообщает хирург, когда видит, что Амир направляется следом.

- Это ещё почему? – злобно произносит он.

- Амир, - я обхожу его спереди и упираюсь ладонями в часто вздымающуюся грудь. – Давай послушаемся его, пожалуйста. Чем быстрее они зашьют рану, тем лучше.

Сабитов опускает свой разъярённый взгляд на меня и, немного подумав, соглашается. Для него это впервые, когда случается такая страшная ситуация, а я для меня, увы, нет. Когда Саше было три, она здорово упала во дворе разбив до крови нижнюю губу и сломав зуб.

Когда его дыхание приходит в норму, я смущенно убираю руки и отхожу немного в сторону, прислушиваясь, не плачет ли в операционной дочь.

- Я ужасная мать… - произношу, глубоко вздыхая.

- Ты лучшая мать на свете, Соня. Не говори чушь, - отвечает Амир, опираясь о стену. - Дети постоянно падают, ударяются, ломают руки и ноги… Всё происходит в считанные секунды.

- Спасибо, утешил, - слегка улыбаюсь.

- Прости. Я так себе утешитель, да, - усмехается в ответ Сабитов. – Помню в моем детстве я успел сломать всё, что только можно.

Звонок телефона в сумочке заставляет меня оторвать взгляд от Амира. К счастью. На экране мобильного светится номер Миши.

- Здравствуй, Софи. Я уже освободился. Отчёт отправлен в налоговую.

- Рада за тебя, - отворачиваюсь от пристальных чёрных глаз Амира и прижимаю телефон к уху.

- Где ты сейчас?

- Я в травмпункте. Произошел несчастный случай с Сашей.

- Боже мой! Где вы? Скажи мне адрес, - беспокоится Миша.

– Ты хочешь приехать?

– Естественно!

Он отлично относится к Саше, поэтому отказать ему я не могу.

- Я перешлю тебе смс-кой, Миш.

- Хорошо, Софи. Ты не волнуйся там сильно, ладно? Я скоро буду.

Глава 30.

***

Спустя десять минут Сашу возвращают нам. На её лбу теперь марлевая повязка, а под ней рана, которую зашили специальными медицинскими нитями. Я теряюсь, потому что впервые вижу дочь такую грустную и обессиленную. Не так, совсем не так она представляла себе встречу с отцом…

- Ты смелая, принцесса, - произносит Амир, поднимая её на руки.

Она молча обхватывает его за шею, чтобы удержаться и коротко всхлипывает. Бедная моя девочка… Амир прав – всё произошло в считанные секунды, и я вряд ли смогла бы что-нибудь предпринять, даже если находилась бы рядом.

- Швы можно будет убрать на пятый день. Не пугайтесь, возможно, сняв повязку вы увидите отёк – это нормально для того удара, который получила ваша дочь.

- Есть ещё какие-нибудь рекомендации? – спрашиваю, будто опомнившись.

- Не убирайте повязку в течение суток, - произносит хирург. – До снятия швов желательно не мочить рану и обрабатывать зелёнкой, накладывая новую стерильную повязку.

Я слушаю внимательно, стараясь запомнить каждое слово, сказанное доктором. Если до этого момента я слепо полагалась на Амира, то рекомендации должна запомнить самостоятельно. В конце концов, именно мне придется менять повязки и обрабатывать швы.

Мы медленно бредём по коридору в сторону выхода. Амир утешает Сашу как может, пытается развеселить её, но она его будто не слышит. Внезапно дочь начинает плакать сильнее прежнего. В голосе такое отчаянье и боль, что у меня шевелятся на голове волосы.

- Саш, что такое? – спохватываюсь я. – Болит? Где?

- Не-е-ет, не болит…

- Тогда что? – целую тыльную сторону её ладони.

Амир напряженно хмурится, пока держит дочь на руках.

- Теперь мы точно не полетим на море, да, мамочка? – спрашивает Саша в момент, когда по её щекам начинают катиться крупные слёзы.

- О, Господи, ты меня напугала! – берусь за «сердце».

Бросаю короткий взгляд на невозмутимое лицо Амира и шумно вздыхаю.

- Когда самолёт?

- Аккурат через пять дней, - отвечает он. - Швы снять успеем.

Меня правда гложет то, как воспримет наше странное путешествие Миша, но Амир прав – кроме него у меня нет ни одного достойного оправдания, чтобы не вести дочь на море. Я ведь так хотела… Мечтала о том, как дочь будет купаться в тихих морских волнах, собирать ракушки и нежиться под теплыми солнечными лучами…

- Ладно! – сдаюсь, вскидывая руки вверх. – Думаю, если всё будет хорошо, то мы полетим.

- Ура! Мама согласилась!

На эмоциях Сашка крепче обнимает Сабитова за шею, а он… его темные глаза мгновенно теплеют и становятся совсем незнакомыми мне. Я тебя таким не знаю, Амир.